 |
ОФИЦИАЛЬНЫЙ САЙТ ГРУППЫ |
О поездке на «Рок-Акустику»: «И я там был…„И я там был. И водку пил. Нет-нет, в рот-то попало. Да вот больно уж мало. Да и по усам не текло. За нашим столиком сидело человек восемь. А может и больше. Помню точно — на этот столик, как и на каждый другой, приходилась одна бутылка. Водки. Поэтому папиросы шли нарасхват. Курили мы остервенело! А дело было так. Утром 12-го января, в пятницу то есть, я был на работе. Звонок. Говорит Колбашев. Так и так, в Череповец ехать не могу, билеты на самолет пропадают, если хочешь, езжай. Я и захотел. Через Москву и Ленинград, на дырявых перекладных, подкармливаемый добрым человеком, ехавшим с „химии“ домой („Да ты ешь-ешь, я поди-ка себя в молодости помню.“ Дай Бог, тебе здоровья, добрый человек), в субботу 13-го января в 23-00 я оказался на ж/д вокзале г.Череповца в эдаком сомнамбулическом состоянии. А мороз — градусов 40. И темно так. И нету никого. Господи, как я оцепенело замерз! Я шел по городу, пока не встретил человека, который припомнил, что да, действительно, проходит здесь фестиваль какой-то в д/к „Строитель“. И д/к этот находится на другом конце города, а таксисты — сволочи по три рубля берут, минимум. И поймал я тачку, и согласился на четыре, и, повернув пару раз, как-то неожиданно быстро приехали. А там „Икарусы“ смердят, битком набитые. А я, весь деревянный такой, подхожу прямиком к одному, причем почему-то к задней двери, а там почему-то Андрон в окно на меня зачарованно так смотрит и глаза трет. Не выспался, думаю, что ли? Вобщем, втащили меня туда. А лица все знакомые. Что же они такие знакомые-то? Такие родные-то? И вдруг прозрачно так стало, светло и ясно. И понял я — ищущий да обрящет. И понял я — так вот он где, кладезь бездонный любви нашей братской, святой, красоты сердешной, да души сибирской, нежной, сокрытой. Пять тыщь! Пять тыщь верст надо было пройти, чтобы встретить себя и друзей милых, открытых лицом Тебе, Господи, да стучащих сердцем своим жарким в мое озябшее, полусонное. Восстань, Любовь, Я иду! Так и доехали мы до кабака, где музыкантам дринч ночной был устроен. Корабль мне уже не страшен, но бал? „Я и бал“ — вот название этого стремного мероприятия. Кабак сходу взять не удалось. Пускали по билетам. Билетов было гораздо меньше, чем желающих. Николаша объяснил, как добраться до гостиницы и назвал номера. Но где там! Я решил попасть внутрь! А народу! Менты с напускным равнодушием поглядывают, струйку людскую регулируют. По капельке. Запомнилось, как почему-то безбилетный Коля Гнедков в любимых пластмассовых спортивных штанах, адиках, типа, с неприкрытым хаером полчаса с разбегу бился, крича, о железную тетку, пока ему Янка где-то билетик не раздобыла, а тусовка все смурела — смурела, и рассосалась потихоньку, а мороз все крепчал, а время за полночь, а девушке вдруг билетик все-таки вытащили, и узнал я потом, что это жена Башлачева была, а я молчал, как индюк стеклянный, придурок, вечно язык на приколе, тормозной я, короче. А вдруг она мерзла стояла? А я бы ей пальто свое отдал! Ничего не пожалел бы… Остался я один. И намотал я пожалостливее сопли на нос, да в руку ксиву вставил, да говорю ментам — я ж с самой Сибири, нешто вы нелюди? Вобщем впустили меня, чурку заиндевелую! Ох, как я обрадовался! В зал прибежал, да сразу к столику нашему восьмым или девятым, не помню. Помню, что никто уже не удивился, а Эля, добрая душа, стопарик свой маленький с водкой мне отдал, да выпил я, да закусил, да закурил. И согрет был. И судьбой доволен. |
